Начал автор конечно очень дерзко и с большими претензиями:

«Попробуйте нарисовать продолговатый изгиб Финского залива, на самом кончике которого, там, где в него впадает Нева, разместился Санкт-Петербург» Что-то напоминает эта фигура, не правда ли? Вызывает смутные ассоциации с тем, что встречается любознательному читателю на заборах но стенках общественных туалетов».
«…нет ли чего- то символичного в натиске вод, стремительно втягиваемых в русло реки из узкого жерла Финского залива, в схватке двух несущихся навстречу друг другу могучих потоков, разрушаемых всеобщим затоплением».
На ум приходит бессмертное «ну вы доктор и маньяк», причем какое-то время Ротиков еще держит марку и делает любопытное замечание про то, что среди первых строителей города женщин естественно почти не было, и горячие молодые парни согревали друг друга теплом, засыпая вповалку на болотистой петербургской почве. Но с каждой главой текст теряет свой похабный смак и становится все скучнее и скучнее.

Порой автор вспоминает, что собирался рассмотреть историю города, через призму нетрадиционных отношений, и пускает в отвлеченные рассуждения о том, что ощущали каменщики, ваявшие первичные половые признаки у эрмитажных атлантов. Так же он выдвигает в высшей степени дискуссионное утверждение, что в Петербурге в отличие от других русских городов дома обращены к набережным фасадом, а не задними дворами, что способствует развитию у горожан гомоэротических склонностей (Что за хрень? Кроме своего родного Ташкента и Ленинград Ротиков видно по России совсем не ездил ).
Затем предпринимается попытка провести через книгу линию полузабытого поэта и прозаика Михаила Кузьмина, которого Ротиков периодически вспоминает не к селу ни к городу. В итоге же получается крайне нудная хроника, из цикла «а вот в этом доме на Бассейной 26 жил Александр Карлович Синебрюхов-Шмидт, а его супруга была двоюродной племянницей известного поэта Александра Петрова. В соседней квартире того же дом обитал присяжный поверенный Петр Смоленский у которого в молодости, когда он жил по другому адресу, проходили литературный вечера. Шарман, шарман, французская булка. Кстати, один из посетителей этих вечером Людвиг Абрамович Вайс воспитывался в кадетском корпусе, а там же одни мальчики, уж не представляет он для нас интерес?»
В одном месте автора все-таки посещает озарение и описывая триумф гей-свобод 90-хх-00-хх, Ротиков мудро пишет: «Этот стремительный ренессанс насчитывает всего лишь лет семь, а кажется, что пора бы уж наступить контрреформации».
Этим как мы знаем все и закончилось.
Впрочем, один сюжет мне в книге понравился:
«Расположение к мужеложеству в Петербурге было так развито, что собственно невскопроспектные проститутки стали ощущать страшное к себе пренебрежение, а их хозяйки испытывали дефицит. Вследствие этого, девки гуляя партиями, стали нападать на мальчишек и нередко сильно их били, и тогда на Невском проспекте проходили битвы этих гвельфов и гиббелинов, доходивших иногда до порядочного кровопролития».
