Обещанный рассказ об украинский делах человека который вернулся с холода
Тёмное пятно медленно движется под водой. Утка-нырок стремительно ныряет и выхватывает одну рыбёшку из стайки. Тёмное пятно на мгновение превращается в серебристое — рыбы выпрыгивают из воды. Так повторяется несколько раз — утка ныряет, люди подходят, снимают происходящее на смартфон и уходят. Рыбы ещё не понимают, что происходит — их стайка движется чёрным пятном вдоль берега.
Кажется, что время на вечерней ялтинской набережной остановилось. Я иду вдоль скамеек, старики играют в шахматы. Прошло уже два дня после судьбоносного (или, наоборот, совершенно ни на что не повлиявшего?) референдума. У памятника Ленину стоит палатка, обвешанная листовками. «Защитим Крым от бандеровцев и фашистов!» — гласит плакат справа. Среди множества листовок — по-детски искреннее стихотворение: «Я отдаю свой голос за дружбу всех народов, Я отдаю свой голос за равенство, свободу, Я отдаю свой голос за Крым — Святую Русь! Я отдаю свой голос и этим я горжусь», пророчества о будущем России (не обошлось без Нострадамуса и Парацельса), фотография Путина. «Неужели, — думаю я, — снести памятник к чертям хуже, чем рекламировать здесь Святую Русь? Разве это не одно и то же?» Но с другой стороны памятника ребята прыгают со ступенек на скейте. Жизнь идёт своим чередом. Мишура спадёт, палатку уберут, а Ленин останется — не потому, что высечен в камне, а потому, что сама жизнь снова заставит нас решать задачи, которые решали коммунисты сто лет назад. Нас, их, этих ребят на скейте — чуть позже.
В воскресенье я вернулась из Украины. Я провела там неделю, большую часть — в Крыму. Как иронично заметил один товарищ: «ждём рассказа, на объективность не рассчитываем». И действительно, мой рассказ не будет «объективным»; это будут личные впечатления. Что меня интересовало в основном в Украине, так это перспективы для левых и чаяния простых людей. Почему люди, которые утверждают, что они не поддерживают правых, выходили на Майдан, не смущаясь правой риторикой, довольны ли они тем, кого привели к власти, и, наконец, что происходит в Крыму и в восточной Украине?
Часть первая. «Небесная сотня» Майдана
В день моего приезда в Киев, 15 марта, мы отправляемся на Майдан. Моя подруга — украинка, которая много лет, вплоть до последних месяцев, жила в России, но теперь, после событий в Крыму, не собирается возвращаться — покупает себе и другу жёлто-голубые ленточки. На фоне сгоревшего дома профсоюзов продаются магнитики. Майдан похож на музей под открытым небом и сувенирную лавку, но это только сначала. На глазах он обращается в кенотаф. Цветов и свечей всюду очень много — на самом Майдане, на Институтской. Парень просит у нас зажигалку, чтобы зажечь свечи. Молодые монахини фотографируют друг друга на смартфон на фоне портретов погибших и гор цветов.
На покрышки опирается картонка с надписью «Не пiдведемо Небесну Сотню!!!»
Образ «Небесной Сотни» — один из основных на Майдане сейчас. По официальным данным, число погибших за всё время противостояний составляет 104 человека, включая Беркут. Но в Небесную Сотню входят только те, кто сражались за свободу (и за Свободу). Это предприниматели, студенты, пенсионеры, отставные военные, экологи — разные люди, конечно. Бойцы с передовой и герои поневоле. Все они включены в пантеон героев евромайдана независимо от своих убеждений. «Но скажи, — спрашиваю я у А. — неужели эти люди погибли за тех, кто сейчас заседает в Раде? Вы этого добивались?» — «Нет, но ведь это временное правительство. Зато Украина имеет шанс на по-настоящему честные выборы». Шанс на честные выборы. Спорить неловко — всюду цветы и свечи. К трибуне, с которой обращаются к толпе из нескольких сотен человек выступающие (или, ещё чаще, крутят видео), прислонен огромный крест. Небесная Сотня, вероятно, должна стать тем самым, что объединит людей в пучок и связку независимо от их взглядов.
В обычное время на митингах народу немного, майдан функционирует в полуспящем режиме — по-прежнему живут люди в палатках (хотя и немного), запах дыма пропитывает одежду, люди в камуфляже чистят улицу, отмывают стены и белоснежную некогда — а теперь покрытую граффити и копотью колоннаду у стадиона Динамо. «Да у них даже пескоструя нет, — с сожалением замечает E. — Долго же они будут возиться…». По-прежнему продолжается запись в самооборону Майдана. «На самом деле Майдан живёт в режиме боевой готовности, хоть это и не заметно, — говорит A. — Сейчас тут круглосуточно находится не так много, но чуть что случится — и люди снова встанут. Вот когда приезжал Ходорковский, на площади много народу было».
Фотографирую людей, которые собирают подписи на фоне баннера «STOP аборт». Мои друзья уверяют, что STOP аборт ни в коей мере не выражает настроения масс или правый уклон Майдана. «Да так любой может агитировать. Здесь и левые есть. Пойдём, покажем тебе твоих левых». Левыми оказывается палатка «Левые и селяне», я не хочу к ним идти. «Да не левые же они». — «Ну как же не левые, если написано — левые. А ты говоришь — выгоняют, избивают…».
С левыми в Киеве действительно сложно. Я не увидела ни одного анархистского граффити в центре города, хотя ещё год назад они бросались в глаза. Группа «Боротьба» перенесла свою активность на юго-восток. Потом, в Крыму, я спрошу у левых товарищей: почему вы не пытаетесь донести свою повестку на улицах Киева? Дать свою оценку событиям? Клеить листовки по ночам? Они начнут говорить, почему, а я вспомню отлично экипированную «самооборону Майдана». Единственной левой группой, об организованном участии которой в евромайдане мне известно, былa Ліва Опозиція — они вышли с двусмысленными лозунгами «за ЄС (за Європу Соціалістичну)», с одной стороны вроде как солидаризуясь с повесткой Евромайдана, с другой — «внося» свою повестку. 12 апреля, к слову сказать, Ліва Опозиція, журнал «Спільне», центр дослідження суспільства и др. организуют в Киеве конференцию «Левые и майдан».
У одной левой активистки в Киеве я спрашиваю: почему так — одних прогнали и избили, другие могли выйти на площадь с красным флагом (пусть и украшенным кругом из звёзд), и их не прогнали? Она затрудняется ответить; я так понимаю, в Украине среди молодых активистов слово «оппортунизм» не в ходу. «Ведь на Майдане были люди, — говорю я. — Обидно, что наши идеи остались им не слышны». — «Люди есть много где. Но не везде они готовы нас слушать». Тем не менее, она признаётся, что ходила на Майдан несколько раз. «Хотела сходить разок посмотреть. Но потом вернулась, и не раз». Движение масс захватывает многих.
Сотрудница хостела, в котором я остановилась, ругается в адрес Крыма. «Я сама русская, — говорит она, — каждый вечер ходила на Майдан. Там нет фашистов! А эти крымчане… чего им не хватает? Если им не хватает чего-то, я готова работать в две смены и деньги им отправлять. Лишь бы не было войны». Спрашиваю про Правый Сектор. «При чём здесь Правый Сектор? На Майдане был народ. Все были. Весь Киев выходил. Мы выходили за свою свободу, против бандитов, против Януковича. А Крым всё время против, все эти годы, всё время им всё не так». Так многие говорят. Крым — предатели, разжигатели войны. А на Майдане были «просто люди», которые сражались за лучшую жизнь. Это правда, многие из них не были националистами и тем более фашистами — но чем ближе референдум в Крыму, тем большим спросом пользуются жёлто-голубые ленточки. «Слава Украине — героям слава — нормальный лозунг, — говорит A. — Не националистический. Вот «Слава нации — смерть ворогам» на Майдане не прижилось, хотя пытались. Это ведь о чём-то да говорит?»
В день референдума проводится молитва за целостность, единство и мир в Украине. Такая форма как «молитва», в отличие от митинга, не допускает дискуссий и разночтений.
Часть вторая. Крым
В ночь с 16 на 17 марта, сразу после референдума, я приезжаю в Симферополь. Неизвестно, как изменится пропускной режим на границе Крым — Украина в ближайшее время после референдума, поэтому стараюсь попасть быстрее. Никаких проверок, никаких границ. Повезло. Хотя предварительные результаты объявлены уже через два часа после окончания референдума, официально Крым ещё не Россия. Здесь продают ленточки уже цветов российского флага и тоже ходит по улицам самооборона – но она разительно отличается от майдановской. По большей части это люди постарше, а из экипировки у них только красные повязки на руку — ни раций, ни камуфляжа, ни бронежилетов. Другая, хорошо экипированная «самооборона» выгружается из туристического автобуса с трогательной надписью «Princess» у Верховного Совета АР Крым — на всякий случай я фотографирую их через дорогу; но, похоже, сейчас, после референдума, они настроены совершенно миролюбиво.
Найти человека, который не был бы политическим активистом и выступал бы против референдума и его итогов, в Крыму действительно не так-то просто. Активисты Левого Студенческого Действия 15 марта провели Маяковские чтения, на которых попрощались со свободой слова. Эти чтения прошли незамеченными для масс даже несмотря на то, что активисты высказывались против референдума — сейчас людям неинтересно слушать про что-то третье. Россия или Украина — так стоит вопрос. Знакомый анархист ходит с фингалом под глазом: «пьяные самообороновцы спросили, за Россию я или за Украину, а я их послал». Обычная бытовая драка, можно сказать, — таков накал страстей.
Вечером нас приглашают в гости новые соседи моих знакомых, большая семья, — праздновать присоединение к России и знакомиться. «Давайте лучше праздновать присоединение России к Крыму?» — шутит приятель, а я после третьего тоста осторожно замечаю, что в России тоже не всё так радужно, как они представляют, если не говорить о крупных городах. «Какая разница? — возмущается мать семейства, махнув рукой. — Нам нужны не высокие зарплаты, а стабильность». Я немного отодвигаюсь — ведь я хочу не фингал под глазом, а интервью. Семья дружно возмущается тем, что я рассказываю о Майдане — они считают, что всякую память о нём следует стереть с лица земли, а на протесты выходили одни наркоманы. Потом я услышала это ещё несколько раз, так что, по-видимому, это говорили по телевизору. «Посуди сама, разве может обычный человек целый день стоять на улице? Спать в палатке?» — «Думаю, может». — «Брось. Обычному человеку это не выдержать. Только под наркотиками. И откуда они берут деньги, чтобы жить на Майдане месяцами? Не работают, а едят — как так?». Этого я действительно не знаю, как так. Затем рассказывают, какие ужасы творятся в школах западной Украины: «детей заставляют каждое утро кланяться портретам Бендера!.. то есть Бандеры. Так вот, мы против этого. Поэтому за Путина, за Россию».
В Ялте я фотографирую агитку к референдуму, и на меня накидывается старушка: «что вы тут выискиваете? Да, мы все за Россию! А если вы с Киева приехали, так и скажите сразу». За референдум не только старушки и люди, которые никогда не выключают телевизор. На скалах Симеиза, куда я приезжаю, чтобы немного отдохнуть от пророссийской истерии, меня всё равно настигают разговоры о политике. Немолодой инженер-гидротехник разубеждает меня в том, что в Крыму нет пресной воды, рассказывает про подземные воды, водоносные горизонты, — у него куча идей: когда-то он проектировал систему водоснабжения для небольшого закрытого городка. «Мы не думаем, что Россия принесёт нам всё на блюде. Всё, чего мы хотим — это работать. Восстанавливать инфраструктуру, создавать новое. Украина нам такой возможности не давала — вот, смотри, эта набережная у детского лагеря разрушается, потому что море съедает гальку, а во времена СССР здесь каждый год подсыпали щебень». — «Так ведь Россия не СССР». — «Конечно, тогда был социализм, а сейчас капитализм, это не так эффективно. Но всё равно — главное, что мы готовы работать, а Россия готова вкладывать деньги».
Одна девушка — Н., студентка философского факультета — рассказывает мне, что на референдуме она и её семья голосовали против присоединения к России. «Я просто не понимаю, я всю жизнь прожила в Украине, почему я должна теперь жить в России? Я поступила в украинский ВУЗ — почему я должна заканчивать ВУЗ в России? С какой стати?» Н. беспокоит вопрос о кафедре украинской филологии и ещё ряд мелких вопросов. Будут ли признаваться дипломы в Украине? Смогут ли выпускники работать в Киеве? Отчасти она поддерживала Майдан, порывалась туда поехать (но не решилась) — в её интеллигентной семье никто не называет протестующих «майданутыми» или «наркоманами». Такие люди в Крыму, несомненно, есть — особенно среди молодёжи — но оценить их количество не берусь.
Товарищ из Питера просит взять интервью у кого-нибудь, кто будет писать отказ от российского паспорта. Спрашиваю у анахистско-троцкистской компании на кухне: кто-нибудь будет? — Ага, — отвечает анархист. — Отлично. И что дальше? — А чёрт его знает, там видно будет. Извини, Л., короткое получилось интервью.
Может, Крым и в самом деле что-то выиграет от присоединения к России, несмотря на временные трудности, несмотря на проблемы крымских татар (левые товарищи из Крыма предостерегают от того, чтобы судить о настроениях татар по позиции Меджлиса, эта «организация крымскотатарской буржуазии» выражает интересы лишь некоторой, не самой большой их части). Но Украина в целом и многие крымчане — проиграют. Я езжу в Украину уже десять лет, и никогда не слышала, чтобы люди, по сути своей — соседи, относились друг к другу с таким недоверием и недопониманием. Похоже, что происходящее в Крыму провоцирует рост националистических и праворадикальных настроений в центральной и западной Украине в качестве защитной реакции, что в свою очередь усиливает пророссийские движения как в Крыму, так и в восточной Украине.
Часть третья. В поисках новых возможностей. Харьков
В Харьков я приехала в субботу, 22 марта, — специально, чтобы посмотреть на митинг «Боротьбы» и «Народного единства». Мне интересно, что предпринимают левые на востоке. В харьковском кафе слушаю новости: анонсировано десять тысяч участников. Я отношусь к этому с некоторым скепсисом — мне давно не доводилось бывать на митингах, на которых присутствовало бы больше пары тысяч активистов — и это в Питере, городе, где проживает в три раза больше людей, чем в Харькове. С другой стороны, после Киева Харьков — самый большой город Украины. В СССР он был крупнейшим центром танко-, тракторо-, турбиностроения и третьим по величине индустриальным, научным и транспортным центром после Москвы и Ленинграда. Даже несмотря на то, что сейчас часть промышленности разрушена, Харьков по-прежнему один из промышленных центров Украины.
«Боротьба» позиционирует это мероприятие как митинг против урезания социального бюджета киевской хунтой в военных целях. Интересно, будут ли там рабочие? — думаю я, направляясь на площадь Свободы.
Подъезжают три автобуса с сотрудниками украинского МВС. «Ого, — удивлённо думаю я. — Неужели и правда десять тысяч будет?» Фотографирую их. «Девушка! — окликает меня один из сотрудников (сбежать или обернуться?). — Девушка, а кого вы там фотографируете? Сфотографируйте нашего друга тоже». Снимаю человека в форме. Он добро, наивно улыбается на камеру, и я не могу удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. «Почему вас так много? Что происходит? — Да вот мы его день рождения празднуем, вот и собрались. Да, Серёга?» Все смеются. Через некоторое время все сотрудники рассредоточились вокруг площади — самая большая площадь Европы, как-никак, а часть выстроилась в несколько рядов на ступеньках Городской Рады. Круглые шлемы сияют в лучах утреннего солнца, а сотрудники перешучиваются и провожают глазами проходящих мимо девушек, расслабленно облокотясь на щиты. Полчаса до митинга. На площади появляется небольшая группа людей с флагами цветов георгиевской ленточки (провокаторы, наверное, — думаю я, обходя их по большому радиусу). Но нет — через некоторое время флаги Боротьбы появляются рядом с георгиевскими, там же — знамёна Победы. Сначала состав участников меня несколько разочаровывает — пара сотен пенсионеров, но потом подтягиваются и люди помоложе. На площади уже около тысячи людей. «Принести вам георгиевскую ленточку?» — обращается ко мне молодой мужчина. «Нет, не стоит», — «А я всё же принесу». Мы некоторое время препираемся, а люди уже почти все повязали эти самые георгиевские ленточки. Бабушка просит меня помочь повязать ленту — пальцы её уже не слушаются, а после первого выступления играет музыка «Идёт война народная — священная война». «Хорошо, давайте ленточку, — соглашаюсь с парнем, — только вы мне расскажите, что она означает». «Раньше на ней медаль вешали — за победу в Великой Отечественной Войне. А придумал, кажется, Жуков. Сейчас она для нас — символ борьбы с фашизмом и того, что мы вместе с Россией. Так что я вам всё-таки принесу — должны же мы отличаться от них». Этот парень — простой рабочий, нигде не учился («А в прошлом году решил получить образование и поступил в строительный техникум»). Меня трогает его вера в георгиевскую ленточку, и я не знаю, что сказать. У нас в России её носят патриотически настроенные российские шовинисты. Также у нас в России в Антифашистский Штаб входят группы, которые поддержали аннексию Крыма — такие, как РКРП, Другая Россия и Левый фронт.2 «Боротьба» и её Антифашистское Сопротивление всё время подчёркивают, что они не поддерживают аннексию Крыма — но и против выступлений не было. На митинге они выступают на фоне баннера «Харьков за Таможенный Союз». Агитируют за федерализацию Украины и создание юго-восточной автономии в составе Украины — в общем-то, основная повестка митинга и заключается в проведении голосования на импровизированном «народном референдуме». Разве обычные люди будут штурмовать правительство? — гремит со сцены. — Разве вы будете штурмовать правительство? Нет! Это могут делать только бандиты. В Киеве власть захватили бандиты! Мы не допустим… Странно, думаю я, ведь первого марта «защитники Харькова» штурмом взяли харьковскую администрацию и обошлись с теми, кого вывели оттуда, довольно жёстко. Но видимо, это не в счёт — ведь там были «майдановцы». Со сцены говорит один из «защитников Харькова», оправдывается за российский флаг над администрацией 1 марта: да, был такой парень, да, русский, но он две недели прожил с защитниками Харькова — дурак, что возьмёшь, но искренний дурак. Прославиться захотелось, с кем не бывает. Вспоминают и Рымарскую. Со сцены призывают записываться в самооборону тех, у кого есть охотничье оружие. Все напряжены. «Фашизм не пройдёт». Что в альтернативе — не вполне ясно, но для организаторов сейчас это и не важно. «Что делать? Скажите конкретно» — спрашивают люди из толпы. «Агитировать, приводить людей. Завтра нас должно быть в десять раз больше — тогда нас услышат». Больше всего мне понравилось выступление женщины из Народного единства — она призвала нас помнить, что народное единство — это не столько единство восточной Украины и России, сколько единство всех украинцев. «На западной Украине — такие же люди, как и мы». Это не встретило всеобщего понимания. Во время минуты молчания по погибшим на Майдане глуховатая старушка принялась скандировать «Ев-ро-пу-в-жо-пу!», и, хотя на неё зашикали, некоторые сказали, что из погибших на Майдане готовы сочувствовать лишь Беркуту.
Важно понимать, что политика лавирования в группах пророссийски настроенных людей обусловлена, скорее всего, спецификой сложившейся политической ситуации на востоке Украине, а не взглядами самих коммунистов. В то же время ещё Ленин указывал: «Прямая политика — самая лучшая политика. Принципиальная политика — самая практичная политика. Честность в политике есть результат силы, лицемерие — результат слабости». Однако мы видим, что сейчас позиции левых в Украине крайне слабы. Укреплять же эти позиции за счёт сепаратистской риторики, антизападной, антикиевской, «против всякого бунта вообще» — приём сомнительный, да и, признаться честно, не особо эффективный. Если левые не хотят доводить эту позицию до её логического вывода («Харьков — русский город!» — как кричат на открыто пророссийских демонстрациях), то это сделают люди, для которых такой вывод политически приемлем.
После митинга небольшая группа людей собирается напротив городской рады. «Что вы тут выстроились? — Кричат они милиции через дорогу. — Думаете, штурмовать будем? Да кому вы нужны? Чемодан — вокзал — Львов! Уезжайте!» (есть информация, что милиция в Харькове усилена за счёт подкреплений из других городов). Некоторое время я жду, но ничего не происходит. Сотрудники МВС, устав стоять (митинг длился два часа), опираются на щиты и перешучиваются. Люди кричат — но через дорогу, из-за шума машин, их едва слышно. А мне пора уезжать.
На следующий день, 23 марта, действительно прошёл ещё более масштабный митинг — по сообщениям СМИ, в нём участвовало от 5 до 10 тыс. человек, а на самой акции присутствовали имперки, флаги «Русского единства» и плакаты «За Русь святую православную» — 22 марта таких плакатов и флагов не было. Одновременно проходила и акция участников местного Евромайдана, но этого я уже не увидела.
В действительности ли интересы западной Украины и Киева так противоречат интересам восточной, что конфликт на грани гражданской войны неизбежен? На востоке говорят о дармоедах с запада, непонятно на какие деньги просиживающих месяцами на Майдане. Студенты, программисты и прочие представители «креативного класса» Киеве в ответ характеризуют промышленность востока как «дотационную» (что, по всей видимости, верно в отношении угольной промышленности Донецкой области, но при этом верно и то, что бюджет Днепропетровской, Харьковской, Сумской областей — профицитный, а Донецкая и Днепропетровская область вместе взятые в прошедшем году дали 35% украинского экспорта). В любом случае, неясно, почему работающий человек по ту или иную сторону должен считать себя «неэффективным дармоедом» из-за того, что его босс получает меньшую прибыль. Поиск тунеядцев на западе, вопрос «кто кого кормит» отвлекает трудящихся восточных областей от того, чтобы обратить внимание на собственных олигархов. Я не вижу сейчас массового рабочего движения на востоке — движения, которое ставило бы классовый вопрос выше национального, регионального, языкового и др. Возможно, недовольство киевской властью и подтолкнёт трудящихся со временем к более общим выводам, чем выводы о том, что им нужно возвращение Януковича или союз с Россией, но сейчас эти выводы ещё не сделаны.